Я всегда был очень заинтересованным отцом. Со своими детьми прошел разные этапы взаимоотношений с государством. Первая дочка (сегодня совсем взрослый человек) выросла в эпоху советской власти, когда соски продавались непроколотыми, дырочки для сосания в них нужно было делать самим. Меня это совершенно потрясало, но искусством прокалывания я овладел. В то время вообще не существовало той массы вещей, которые появились в 1998 году, когда родился мой младший сын. Тогда же вышла и моя первая книга под названием «Кормящий отец», в которой помимо сказок были практические советы папам. Все то, чему я научился, еще будучи двадцатилетним.
Мне кажется, что любовь отца к ребенку, как и всякая любовь, может возникнуть, а может и не возникнуть. Можно ли это воспитать? Обязанности можно, а чувство, конечно, нет. Только, может, каким-то своим примером? Мы же из своих детей и родителей воспитываем. Либо они будут такими же, как мы, восприняв наш пример как позитивный, либо категорически не такими.
По-моему, отец вступает во взаимоотношения с ребенком, когда тот начинает разговаривать. Отцу очень важно сказать ребенку: «Надо жить так». И объяснить свою позицию.
Самая главная проблема отцов – это формальное отношение к ребенку. И таких пап, к сожалению, огромное количество. Многие отцы считают, что если ребенок одет, обут, учится в хорошей школе (хорошая – это дорогая), то все в порядке. Впрочем, если у папы нет денег на хорошую школу, то тоже все в порядке… И то, что все они говорят: «Ну мы же выросли как-то» – вот это самое печальное. Отцы часто не включаются в своих детей. Ко мне на консультации приходят родители детей, которые находятся в переходном возрасте. И, как правило, они говорят: «Как же так? Все было так хорошо…» А что произошло? Ребенка гнобили-гнобили, не видели в нем человека. А потом он вдруг раз – и вырос.
Уверен, что переходный возраст придуман взрослыми и ими же провоцируется. Конечно, гормоны есть гормоны, но! Если ребенка держали за человека с детства, то переходного возраста, по сути, не будет. Не будет того времени, когда он захочет доказать, что он – человек. Он и так знает это.
Есть два основных подхода к детям. Один прославляли, например, Руссо и Крупская. Они видели ребенка белым листом, на котором можно написать все, что угодно. А другие психологи и педагоги, которых я считаю великими (Корчак, Монтессори, Винникотт, Песталоцци), считали, что человек уже рождается каким-то особенным и наша задача – развить то, что в него заложено Богом.
Заблуждение многих взрослых и в том, что они считают, будто к детям нужно относиться как-то по-особенному. А детей, по-моему, ни в коем случае нельзя воспитывать, с ними нужно общаться. Как? Как с другими членами семьи. Когда мне мамы говорят, что не могут понять, делать им что-то по отношению к ребенку или не делать, я отвечаю: «А вы сделали бы это по отношению к мужу? Можете, например, погнать его спать, потому что завтра рано вставать? И сколько ваша семья при таком подходе продержится?» Многим кажется, что нужно учиться какому-то особенному общению с ребенком, что такие отношения – не похожая на прочее общение людей история. Это не так. Как вы общаетесь с друзьями, так же общайтесь и с детьми. Никаких специальных законов взаимоотношений с ними не существует. Другой вопрос, что с ними сложнее, потому что они естественнее, выше всех наших взрослых условностей и социальных штук.
Убежден, что дети знают гораздо больше взрослых, в том числе про то, когда нужно ложиться спать. Почему-то считается, что ребенок сам себе всегда сделает плохо. А как хорошо, знают родители. Вся система воспитания (за исключением тех гениев, о которых я сказал) исходит из того, что ребенок – идиот. А вот Мария Монтессори, напротив, считала, что дети даны взрослым, чтобы те не забыли о своем божественном предназначении.
Ощущение, что дети ничего не понимают, рождается от того, что никто не разговаривает с ними. Никто у них ни о чем не спрашивает. А зря. Спросите у детей, в чем смысл жизни. Моей подруге, например, на этот вопрос ее 4-летняя дочь ответила: «Маму накормить». И эта же девочка о том, что самое главное в человеке, сказала: «Позвоночник». Было бы здорово, если бы именно отцы общались с детьми про важное.
Считается, что отцу достаточно ребенку сказать: делай так. И тот должен и будет так делать. Но разве мужчины не знают, что с женой, например, такой номер не проходит? Не пройдет и с ребенком.
Это распространенная ошибка, когда взрослым кажется, что ребенок обязан выполнять твои распоряжения. Потому что родители думают, что ребенок рождается для них и обязан их уважать. А ребенок рождается для мира и не обязан никого уважать. И когда он наконец находит силы бороться (в пресловутом переходном возрасте), наступают проблемы.
Когда меня спрашивают: «А что, ребенка совсем не надо воспитывать?», я спрашиваю в ответ: «А жену?» Да, мы все так или иначе воспитываем друг друга, но мы и ненавидим больше всего, когда нас воспитывают. И почему-то то, что мы так ненавидим, мы делаем с детьми. Почему? Потому что считаем, что они не люди. Об этом у Корчака исписаны страницы! Нам кажется, что еще немножко – и ребенок начнет жить. А знаете, какое, по мнению Корчака, главное право ребенка? Всего у него их три. Второе – право на сегодняшний день, третье – быть таким, каким хочешь, а первое – право на смерть. Это первое у всех всегда вызывает шок. То, что у взрослого есть право на смерть, это понятно, но ребенок... А что значит это право? Поскольку человек смертен и, как сказал Булгаков, внезапно смертен, ребенок, имеющий право на смерть, имеет право уже сегодня жить полной жизнью. Потому что завтра у него может не быть. А что происходит в реальности? Родители ребенка только готовят, готовят, готовят жить: «Вот сейчас мы вас помучаем в школе, в спортсекции, в кружке и т. п. Зато потом будет хорошо!» Притом что им самим все психологи советуют жить днем сегодняшним.
В моей книге «Обойдемся без педагогики. Книга для тех, кто хочет воспитывать ребенка самостоятельно», я пишу, что такой науки, как педагогика, нет. Это просто система практик и обманов, с помощью которой одни люди воспитывают других. Что же делать мамам и папам и можно ли изменить ситуацию? Я уверен, что возможно.