– Медицина в стране Советов развивалась не семимильными шагами, да и применение современных мировых технологий отставало на десятилетия. Но любить и рожать женщины, конечно, не переставали. Правда, смертность среди мам и младенцев зашкаливала, но об этом предпочитали не говорить. Зато государство громко декларировало заботу о матери и ребенке. Основной закон того времени гарантировал женщинам условия, позволяющие сочетать труд с материнством, правовую защиту, материальную и моральную поддержку, оплачиваемые отпуска и другие льготы.
При всем этом наши мамы и бабушки в роддомах испытывали жесточайший дискомфорт. И не только потому, что сама атмосфера была похожа на тюремную: шаг влево, шаг вправо — наказание. Роды были чем-то страшным еще и потому, что в стране была очень низкая культура медицинской помощи в акушерстве. О кардиомониторинге сердца плода, ультразвуковых исследованиях, спокойном течении родов вообще не шла речь — это было уделом очень привилегированных клиник.
Льготы и преференции
Постановление Наркомтруда и Наркомздрава в 1920 году давало право матерям, кормящим грудью, работать неподалеку от дома, а также «на переход в другое учреждение, отстоящее не далее двух верст от места их жительства». Виновные в неисполнении постановления могли быть привлечены инспекцией труда к ответственности в судебном порядке.
Пособие по беременности и родам выплачивалось восемь недель до и столько же после появления малыша на свет (причем эти сроки в разные годы менялись), но только тем, кто занят физическим трудом. Всем остальным, полагало государство, достаточно и шести недель. Размер пособия был привязан к местности, в которой жила женщина, и равнялся ½ региональной тарифной ставки. После окончания этих выплат мама могла рассчитывать на «едовые» деньги для грудничка — пособие на кормление выдавали семь с половиной месяцев. Еще одним подспорьем для молодой семьи были деньги на предметы ухода.
В 1944 году Указом президиума Верховного совета СССР № 37 учреждены звания «Мать-героиня», орден «Материнская слава» и «Медаль материнства». Награды находили своих обладательниц, кому-то давали поводы для восхищения, кому-то — для зависти. И все же простые человеческие радости: нормальные бытовые условия в родильных домах, доброжелательный, не истеричный персонал, отсутствие казарменной дисциплины — были бы не менее весомым поводом для гордости женщин большой страны.
Терпи и молчи
В медицинских документах прошлого века требования к массовому обезболиванию описывались так: оно не должно уменьшать силы схваток и затягивать роды, вредно отражаться на жизнедеятельности плода, здоровье мамы и младенца. В арсенале врачей были примитивные средства, которые отличались от современных, как запорожец от феррари. Поначалу хлоралгидрат (сейчас используется как противосудорожное средство) и паральдегид (снотворное, иногда роженице его в виде клизмы вводили с малиновым сиропом), затем — суппозитории с антипирином (сейчас запрещен при лечении беременных, кормящих и детей), инъекции сернокислой магнезии (вкалывали в живот и промежность), раствор новокаина, промедол.
Несмотря на то что в Советском Союзе многие научные труды были посвящены анестезии в родах, на деле женщину обезболивали редко. Считалось, что, если процесс не сопровождается сильными болями, роженице достаточно психологической подготовки, да и с медикаментами было туго. Если обезболивание и делали, то этим долгое время занимались сами акушеры-гинекологи. И замечательно, если врач опытный, а если нет? Порой анестезия могла быть такой сильной, что подавляла схватки и, как следствие, провоцировала применение щипцов или оперативное кесарево. Врачи не беспокоились за состояние роженицы, даже если наживую зашивали разрыв. А ведь область малых и больших половых губ — это очень чувствительная зона, богатая нервными окончаниями.
Гинекологи в женской консультации на абсолютно законных основаниях вручную исправляли поперечное положение плода наружными приемами. В методичках 30-х годов описывалась техника такого метода: врач нащупывает головку плода, удерживает ее и продвигает в центр таза. После женщина надевает бандаж. Обычно достаточно было двух-трех «процедур», чтобы ребенок в конце концов понял, где его место.
Как это было: вспоминают мамы
– Мы брали в роддом только те вещи, которые понадобятся для выписки малыша, — государство выделяло для матери все необходимое. Мне повезло, я рожала в относительно новом отделении, и мне выдали почти новую ночную сорочку. После того как роженицу выписывали, одежду, пеленки после нее стерилизовали и выдавали другой женщине. Душ и туалет были на этаже. Воду давали по часам, но никто не мог объяснить почему.
Надежда, рожала в 1972 году
– Пролежала я в роддоме две недели: нужно было после разрывов восстановиться. Швы накладывали без анестезии, пришлось терпеть. Каждый день приходил врач, осматривал, рекомендовал покой. После родов трусами пользоваться было строго запрещено. Вываренные тряпки, чаще это были куски из разорванных простыней, мы складывали в несколько раз и зажимали между ног. Представьте, как это было неудобно. При мне был случай, когда обнаружили, что девушка надела трусы. Так ее при всех роженицах в вестибюле отчитали за это. Беднягу до истерики довели. Туалет на этаже, душа не было. Обмывались в больших тазах, банками сливали воду на себя, но даже за это медсестры могли отругать. Мне досталось за то, что счастливому папе показала «конверт» в окно. Пришлось извиняться.
Вера, рожала в 1978 году
– Конечно, пришлось пережить этот ужас с личной гигиеной, тряпками между ног и чуть теплой водой, но у меня больше позитивных воспоминаний. Питание было качественным и разнообразным, медперсонал заботился о мамочках, хамство не процветало. Во время первых родов у меня пропало молоко, и ребенка перевели на сцеженное от других рожениц. Со вторыми родами все было хорошо, выписали через пять дней.
Евгения, рожала в 1982 и в 1990 годах
– Очнулась я после кесарева сечения уже в палате. Хотелось пить и в туалет, но встать из-за боли не смогла. Попросила позвать кого-то из персонала, но так и не дождалась. Пролежала до рассвета и все думала, как там мой малыш. Утром ко мне подошла медсестра из новой смены, она и помогла по стеночке дойти до туалета. На вопрос, почему не приносили ребенка, ответила, что с ним все в порядке, накормили сцеженным молоком. Тогда все мамочки, у которых был излишек, сцеживали, медсестры сливали все в одну емкость, стерилизовали и кормили новорожденных. Через десять дней мы были уже дома.
Татьяна, рожала в 1991 году
В качестве шовного материала при кесареве сечении использовали нити из жил крупного рогатого скота, которые сами по себе были источником инфекции. Неудивительно, что обсервации были переполнены роженицами с гноящимися ранами. К слову, рубец на матке советские акушеры не считали преградой на пути к естественным родам, но только в том случае, если не было других противопоказаний. Женщину готовили к процессу, рекомендовали особенную гимнастику с 38-й недели. Будущие мамы также спокойно смотрели на ситуацию, не имея ничего против. По статистике, большинство рожали самостоятельно спустя три-пять лет после операции, треть — через год-два.
– Родила я в 17 лет. Организм еле справился с беременностью, но сложнее всего было найти общий язык с медперсоналом. На мой взгляд, к животным относятся лучше. Разрывы зашивали без местного наркоза, терпеть боль было невозможно, и я громко расплакалась. На что врач сказала в качестве «утешения»: «Умела ноги раздвигать, умей не орать». В ответ я промолчала — не было сил. В палате, общаясь со мной, санитарки, медсестры, врачи закатывали глаза, игнорировали мои слова, а если и отвечали, то криком. И все это из-за того, что я слишком юна для родов.
Екатерина, рожала в 1972 году
– Я до сих пор помню унижение, которое испытала. Стою в приемном отделении, шесть утра, холод. А на мне — ситцевая рубаха с огромной дырой прямо напротив причинного места. Попросила другую, но на меня и внимания не обратили. Так я и стояла, зажав ткань в кулачке, чтобы мои прелести не «светились».
Ирина, рожала в 1977 году
– По тем меркам я была возрастной роженицей — 34 года. С трудом забеременела, перенесла три выкидыша. Все бы ничего, если бы не отношение медперсонала. Медсестры и санитарки называли меня старухой, потому что родила не в двадцать. Пыталась им объяснить, с чем это связано, но они твердили одно: «Ну, алкоголичка, значит, раз выносить не смогла». Очень неприятно было это слышать! Душа у нас не было. Для мамочек наполняли два раза в день бак с подогретой водой и ставили рядом ковшик — так мы и мылись. Деткам водные процедуры устраивали под рукомойниками. Дело было осенью, многие из нас мерзли, но халаты с длинными рукавами не выдавали.
Нина, рожала в 1976 году
– В роддом на сохранение я попала с кровотечением в семь месяцев, а в восемь месяцев проблема возникла снова. Врачи решили делать кесарево. Помню, как санитарки с трудом несли меня на носилках в хирургию (это было отдельно стоящее здание). Операцию делали под общим наркозом, живот разрезали от пупка до лобка и наложили грубый шов. Очень тяжело я отходила от наркоза — с 11 вечера до 6 утра. Мучали страшные боли, и в полуобморочном состоянии все время хотелось сорвать повязку со шва. Очнулась от громких слов мамы, обращенных к сестре: «Держи ее руки!» Три дня никто из персонала не подходил, и если бы не родственники, я так и лежала бы на окровавленной пеленке. На четвертый день мне разрешили встать, а к вечеру выписали и перевели в роддом. Там первым делом заставили принять душ, выдали чистое казенное белье и принесли мое щекастое чудо.
Галина, рожала в 1973 году
Акушерская агрессия
— В те годы доминировала мужская философия — женщина должна рожать в муках. Но это неправильно. Не только потому, что мучительные боли — это пытка, но и потому, что это не способствует здоровому рождению ребенка, — продолжает Ирина Буштырева, акушер-гинеколог, профессор, д. м. н., заслуженный врач России. — Обезболивающие, которые применялись, были сродни наркотикам: давали кратковременный неполный эффект, зато наносили вред женщине и грудничку. Родовая деятельность нередко приобретала патологический характер. Дети рождались с медикаментозной депрессией — был подавлен дыхательный центр, требовалась реанимация, а делать ее было некому. Единственная бригада, которая присутствовала на тяжелых родах, курсировала по своему маршруту между роддомами. Но ведь во время даже самой благоприятной ситуации могло что-то пойти не так.
К примеру, женщина потеряла много крови. Чтобы ее спасти, нужно было срочно найти донора — тогда еще разрешали делать прямое переливание. Бросали клич либо в ближайшую войсковую часть либо делали объявление по громкой связи в кинотеатре. Так и выкручивались! Анестезиологов, реаниматологов и уж тем более неонатологов в родзале на постоянной основе не было. В начале своей карьеры я боролась за это, доказывала чиновникам, что все эти специалисты должны находиться рядом с мамой! И у меня получилось, но гораздо позже.
Вторая проблема — грубость персонала. В советские годы на одного дежурного врача в сутки приходилось 10–12 родов. Это был поток, конвейер — рук не хватало. Добровольно-принудительно приглашали врачей из женской консультации на ночные дежурства. Но они были общественными, за них ничего не платили. Конечно, медики были недовольны, да они и не обладали необходимым акушерским опытом, так что в случае критической ситуации были не способны помочь.
Раздраженные медсестры могли шлепнуть женщину по ногам, если она делала что-то не так, а уж прикрикнуть и вовсе было обычным делом. Если ребенок не выходил или у мамочки не было сил тужиться, применяли прием Кристеллера — надавливание на живот. Жестоко? Зато эффективно, считали доктора. К счастью, в России этот метод официально запрещен с 1992 года как чрезмерно травматичный для новорожденного.
О целесообразности природы говорил еще Гиппократ. Естественно для женщины рожать ночью в темноте и в тишине. Вот когда эти условия соблюдены, тогда будет и мама здорова, и малыш. А что в те годы? Никакого психологического комфорта! В предродовой палате на разные голоса стонут 15 женщин, в родзале кричат пять рожениц, а рядом грубые чужие люди.
Начиная с 60-х годов XX века взгляд докторов на беременную постепенно меняется: теперь она больная, которой требуется помощь. В 90-е годы, когда демография идет на спад, тенденция еще больше усугубилась — каждую беременную врачи рассматривают буквально под микроскопом. Кладут в стационар в 38 недель и начинают интенсивно ждать, когда начнутся роды. Появились сумасшедшие схемы медикаментозной подготовки шейки матки — того, что должно физиологически произойти само собой.
А чрезмерное внимание к исполнению санитарных предписаний? Ничего «с улицы» — ни белья, ни прокладок, ни продуктов… Но ведь вся инфекция живет в стенах больницы, и никакое кипячение ночных рубашек и детских бутылочек не могло ее изжить. Мамочки с разными заболеваниями лежат в одной палате, груднички — в одной каталке. У кого-то из малышей воспаление вокруг пупочной ранки, у кого-то сыпь, но они сутками вместе. Вот это и есть обмен инфекцией. А потому самое лучшее после родов — как можно быстрее покинуть медицинское учреждение.
Принципы, которым я следую в профессии всю жизнь и о которых с удовольствием рассказываю женщинам: грудное вскармливание, пребывание ребенка рядом с мамой, ранняя выписка, если позволяет состояние. Эта философия проверена жизнью: будучи замминистра здравоохранения Ростовской области, мне с командой в свое время удалось в 10 раз снизить материнскую смертность и в 4,5 раза — младенческую.