СЧАСТЛИВЫЕ РОДИТЕЛИ Можно ли сказать, что книга Яна-Олафа Экхольма «Тутта Карлссон Первая и единственная, Людвиг Четырнадцатый и другие» ‒ настольная книга вашей семьи?
ТУТТА ЛАРСЕН Конечно, мы очень любим эту книгу. Как и скандинавские сказки вообще. Да как любые сказки! Луке мы «Тутту» уже читали, ему понравилось, Марфа подрастет – тоже прочтем.
С.Р. Тутта Карлссон – это маленькая курочка, цыпленок, а ее друг – лисенок Людвиг Ларсен. Дружить им нельзя по определению, но они дружат. А почему у вашей Тутты фамилия лисенка?
Т.Л. Ну, по-моему, все очевидно. Все сбылось! Они же не случайно подружились. Я их поженила!
С.Р. То есть Тутта Ларсен – такой символ сбывшейся мечты?
Т.Л. Ну, если уж так концепцию развивать, то да… На самом деле, когда я придумала этот псевдоним, фамилию героини – Карлссон – нельзя было оставлять, потому что она неизменно ассоциировалась с Карлсоном, «который живет на крыше». Ларсен подошла по всем статьям.
С.Р. А зачем вообще понадобился псевдоним?
Т.Л.Я же начинала работать на музыкальном телеканале, и у моих коллег на западе были красивые иностранные имена. А я – просто Таня Романенко. Это совсем не вязалось с моим тогдашним представлением о крутости. Со временем псевдоним стал моей защитой, границей между мной реальной и моим персонажем. Он стал моей профессией: я работаю Туттой Ларсен. А еще… Думаю, что он выражал мое нежелание взрослеть. Впрочем, для меня и сейчас очень важен этот мой внутренний ребенок. Я с ним стараюсь дружить и как-то его выгуливать периодически, выпускать на свободу.
С.Р. А какова степень свободы детей в вашей семье? Какие главные принципы воспитания?
Т.Л. Уметь слушать. И быть внимательным. Потому что в нашей семье (и в моей семье) всегда очень уважали детей, хотя и воспитывали достаточно строго. Мы не существовали в хаосе, у нас были четкие представления о свободе и об ответственности, как о ее обратной стороне. Но пока с Лукой это еще не слишком работает, потому что ответственность, как неотъемлемая часть жизни, для него не существует. Пока у него эта черта не сформирована. Но мы ее воспитываем. Недавно был случай, когда папа с ним и Марфой пошли гулять на даче и Лука забежал за другом в соседний дом. Друг был чем-то занят, сын разделся и пошел с ним играть, совершенно забыв о тех, кто его ждал на улице. Он это сделал не нарочно, он так устроен, у него в голове пока это не держится. И с этим тоже приходиться мириться. Можно сколько угодно ругаться и обижать его и наказывать, но – не за что. У него такие конституциональные особенности. Например, Лука не способен сидеть на стуле больше трех минут. Ему нужно все время шевелиться, руками, ногами дрыгать, с этого стула сваливаться, вокруг рояля бегать. Вот писали мы с ним на осенних каникулах на даче три диктанта. Написали один, надеваем куртку и бежим пять кругов вокруг дома. Затем прыгаем на одной ножке, на двух, а потом он просит еще побегать. После этого есть надежда, что напишем еще два диктанта.
Совет от звезды
Когда кто-то из моих детей начинает капризничать и входит в раж настолько, что никакие слова и увещевания не работают, я стараюсь не углубляться в выяснение отношений, а максимально быстро переключаю внимание ребенка на что-то более интересное. А еще можно «включить» юмор и чем-то насмешить. У нас так часто получается.
С.Р. Хорошая идея для родителей таких неугомонных бегунов. Сами придумали?
Т.Л. С беготней – сами. А еще мы ходим к врачу-остеопату (остеопа́тия – система альтернативной медицины, рассматривающая в качестве первичной причины болезни нарушение структурно-анатомических отношений между различными органами и частями тела. – Прим. ред.), который тоже советует Луке как можно больше двигаться. Такова физиологическая норма сына. И хорошо, что есть врачи, которые это понимают. Вообще в современной медицине меня смущает то, что в ней чаще всего рассматривают не человека, а какой-то его отдельный орган или отдельную инфекцию, не сообразуясь с огромным количеством других условий, в которых он существует. А ведь кроме болезни есть у него еще и конституция, психотип, характер, условия, в которых он живет. Даже цвет волос важен! Вот в Центре естественного развития и здоровья ребенка, куда мы ходим с Лукой, как раз лечат не отдельные проблемы здоровья, а помогают ребенку в целом, осуществляя глобальный подход.
С.Р. Родители нередко сетуют на то, что сегодня дети не чета прежним: более капризные, упрямые и т. д. А как вы считаете?
Т.Л.Да вы что? Наоборот! Сейчас такие потрясающие дети! Такие умные! На редкость адекватные, умеют декларировать свои потребности, отстаивать свое личное пространство, свое «я». В том-то и проблема, что некоторые родители просто не чувствуют, не слышат и не хотят слышать своих детей. Им проще либо держать ребенка в страхе, либо вообще не обращать на него внимание. А дети совершенно потрясающие рождаются, с ними очень интересно иметь дело. У меня есть такой девиз: «Если у вас проблемы с ребенком – это ваши проблемы». Не можешь наладить контакт со своим ребенком, значит, это ты слеп, глух и ленив. А контакт требует очень серьезных усилий. И я тоже, разумеется, не святая, могу топнуть ногой, наорать, лишить мультиков. Но в любом случае стараюсь помнить, что ребенок – не моя собственность, не моя сумка: хочу – поставил в шкаф, хочу – бросил на пол. Это – данный мне Богом дар, которому я должна помочь вырасти и раскрыться.
С.Р. Ваши дети похожи на вас?
Т.Л. Лука очень похож. Просто настолько, что бывает не по себе. Когда смотришься в это зеркало. Я тут прочла у замечательного психолога Эды Ле Шан (у нее есть книга «Когда ваш ребенок сводит вас с ума») тезис о том, что нас в детях больше всего бесит именно то, в чем мы сами были замечены в детстве. А то, что Лука мальчик, также накладывает свой отпечаток. Он жестче, он яростнее отстаивает свое мнение. У него уже, можно сказать, подростковый настрой, хотя Луке только восемь лет, рановато вроде. Но зато с ним ужасно интересно. И обратная сторона его упрямства в том, что он уже мужичок. Одна моя знакомая психолог говорила: как это удивительно, что у некоторых мальчиков есть врожденное отношение к женщине: «баба – дура». Но это в хорошем смысле слова, в смысле снисхождения к женщине и ее слабостям, в смысле великодушия более сильного. Удивительно, Лука еще ребенок, но он уже понимает, что мама – это женщина и у нее есть свои особенности, к ней нужен особый подход. Иногда, когда я его поругаю (а порой, ей-богу, не хватает сил!), потом корю себя. Говорю ему: «Ну прости меня, я вышла из себя, повысила голос и вела себя, может быть, чрезмерно эмоционально. Но ты меня до этого довел!» А сын мне отвечает: «Да я тебя уже давно простил. Расслабься, мама!»
С.Р. А какие у них отношения с Марфой? Есть ли ревность?
Т.Л. Есть, конечно. В основном это касается Луки, хотя Марфа уже тоже научилась. Они делят родителей, бабушек, территорию, игрушки. В этом случае очень хорошо помогает одинаковое взыскание для обоих. И это удивительным образом их объединяет, они тут же начинают играть вместе. Лука дома может не пустить Марфу к себе в комнату, может отнять у нее свои игрушки, требовать к себе внимание родителей, но на улице или в какой-то незнакомой компании он за сестру горой. Недавно был забавный случай на дне рождения, где собрались в основном девочки и самая младшая, Марфуня. Лука вошел к ним в комнату и сказал: «Так, это моя сестра Марфа. Если кто-то ее обидит, будет иметь дело со мной». Развернулся и ушел. Девочки остались в ступоре.
С.Р. Они не опасались потом приближаться в сестре столь грозного брата?
Т.Л.Да нет. Марфа же такое солнце у нас! Марфа вообще отдельная история. Ее мы рожали домашними родами. То есть не дома, но по программе «Мягкие роды» в роддоме № 15.
С.Р. Что за программа такая?
Т.Л. Это когда рожаешь так, как это задумано природой. Рожаешь, когда пришло время, тебя ничем не стимулируют, ничем не анестезируют. Ты находишься в комнате, в полумраке, в тишине. С тобой рядом, если хочешь, муж, ты рожаешь столько, сколько тебе надо, и в той позе, в какой тебе удобнее. После рождения ребенка сразу прикладывают к груди, а пуповину перерезают только после того, как она отпульсирует, потому что это очень важно.
С.Р. Луку по-другому рожали?
Т.Л. Тоже без анестезии, но в родовом блоке. Было много света, много народу, и в какой-то момент я перестала понимать, что происходит. Мне казалось, что были хорошие роды, потому что он родился сам, в срок. Но это было до того, как я родила Марфу.
Тогда я поняла, что беременность ‒ это то, ради чего женщина, собственно, Богом создана, и это самое естественное для нее состояние. А роды должны стать логичным апофеозом беременности. Рожать так же естественно, как дышать, но мы об этом совершенно забыли. И когда ты возвращаешься к тому, как это делали наши прабабки, я вам скажу честно, это потрясающе. Наверное, это самое потрясающее переживание в моей жизни, и мне безумно жаль моих подруг, которые говорят, что роды – самое страшное, что с ними случилось в жизни и они не хотят, чтобы это повторилось. Роды Марфы были родами-сотрудничеством. Мы работали с ней вместе, в паре. Больно? Да! Трудно? Да! Но это неважно. Эти чувства отходят на второй план по сравнению с ощущением космического единения со своим ребенком и со всеми женщинами всего мира за всю его историю, с этим полем вечной и абсолютной женственности. В этот момент ты чувствуешь себя почти творцом, почти Богом.
С.Р. За счет чего был достигнут такой результат? Правильная подготовка? Атмосфера в родовой? Присутствие мужа?
Т.Л.Все в совокупности сыграло свою роль. И то, что дети были рождены в большой любви. И то, что мы – православные христиане и хотим, чтобы все было правильно, как надо по нашему вероисповеданию. И то, что мне посчастливилось встретиться с системой традиционного акушерства, которое благодаря нашим московским медицинским властям стало доступным и легальным.
С.Р. Ваш муж сам захотел присутствовать на родах?
Т.Л. Он сказал: «Я хочу рожать с вами!» «Тогда пойдем на курсы, – ответила я, – тебе все расскажут, покажут. И если после всего этого ты включишь заднюю скорость, я не обижусь». Но в итоге папа был с нами, папа перерезал пуповину, папа был первым, кто взял дочь на руки.
С.Р. Скажите, а православие всегда было в вашей жизни или вы пришли к этому в какой-то момент?
Т.Л. Как говорит один наш знакомый батюшка, «в наше время только скорбями люди спасаются». Разумеется, в храм я пришла после большой беды. Наверное, тогда это для меня был единственный способ выжить. А если уж приходишь к Богу, то уйти невозможно.
С.Р. С верой легче жить?
Т.Л. Без сомнения! Я вообще не представляю, как люди живут без нее. Потому что это так страшно, когда не на что надеяться и не у кого попросить о помощи. А я все время чувствую, что я защищена, что все в Божьей воле и что «просите, и дастся вам». И многие вещи в жизни становятся гораздо понятнее и проще. Все очень просто на самом деле. Вообще, когда приходишь в храм, такие удивительные и прекрасные вещи происходят, такие люди встречаются! Вот наш папа, наши дети, например, – такие события! Я считаю, все это – прямое следствие этого пути.
С.Р. Кем и какими вы хотите видеть детей в будущем?
Т.Л.Мне абсолютно все равно, какую они выберут профессию. Безусловно, я хочу видеть их состоявшимися, реализовавшимися людьми. Мастерами в чем бы то ни было. Они будут лучше, чем мы, гораздо лучше. У них гораздо больше возможностей, чем у нас и мы к ним, по-моему, гораздо бережнее относимся. Я имею в виду «мы» не только как родители, но как социум, как то общество, в котором мы сегодня существуем. Не вся Россия, а тот круг, в котором существует наша семья. Но этот круг, к счастью, немаленький. Это круг ответственных людей, которые, однако, сохранили своих внутренних детей и которые умеют вести диалог со своими детьми настоящими.
